Психологическая культура

[Ryabov]

Из книги “Слог “лю”, или 15 минут любви”

"Читаю посмертно изданные дневники философа Якова Друскина. Тончайшие переливы сознания. Сложнейшая вязь понятий, переживаний — от христианской медитации до игнавии (депрессии). И ничего о любви. Как я могу понять человека, если не знаю, кого он любил — и любил ли вообще?

Проглядываю весь текст в поисках слога “лю” — а попадаются только “люди”. Но мне интересно другое “лю” — там, где страсть, томление, загадывание, вожделение, нетерпение, взаимность или невзаимность.

Уже не первый раз ловлю себя на таком слоговом поиске: “лю” как яркое место, оазис в пустыне текста.


Художник Энди Уорхол как-то сказал, что каждый человек заслуживает
15 минут славы, и в будущем такая возможность будет предоставлена каждому: выступи на ТВ, скажи что хочешь — прославься и проваливай.

Вопрос в том, сколько людей включат один из миллионов каналов, чтобы услышать одного из миллиардов своих собратьев? Даже если стяжатели славы будут выступать круглосуточно, по 100 человек в день (в сутках — 96 четвертей часа), то слушателям, не отходя от телеэкрана, понадобится 60 миллионов дней, 165 тысяч лет, чтобы услышать каждого. Пожалуй, даже в самом технологически ослепительном будущем у таких славолюбов окажется ровно столько слушателей, сколько они могут иметь и сейчас, каждый день, в своем собственном доме или квартире. Близкие, друзья, разговор у домашнего очага...

Я бы предложил другую формулу успеха. Каждый человек заслуживает хотя бы 15 минут любви. Не от человечества, а только от одного другого человека. И не в будущем, а каждый день своей жизни. Кажется, это намного реальнее, чем 15 минут славы для всех. Но и этого малого лишено огромное число людей.

Тревога и боль подавляющего большинства — недолюбленность. Даже и желание славы подчас возникает как форма замещенной любви: не могу быть любимым одним, так пусть меня полюбят многие. Но слава не утоляет жажду любви, а только разжигает ее: это все равно как пить ведрами соленый океан, вместо того чтобы лизнуть языком родниковую каплю. Слава может привлечь любовь — но скорее к самой славе, чем к ее обладателю. И в любом случае слава мешает отделить любовь ко мне от любви к тем, которые знают и признают меня, к тем тысячам, которые бросают мне цветы или ждут моих автографов. Кому принадлежит сердце девушки, влюбленной в кумира: самому кумиру — или той толпе, которая его обожает? Потому среди знаменитых не так много счастливых. Слава всегда так или иначе — за что-то, она — заслуженна. А любовь, если она достойна так называться, всегда ни за что, незаслуженный дар.

Ведь и наша любовь к себе является вполне незаслуженной. Просто потому что “я есмь”. Себя нельзя не любить, даже если ненавидишь этого убогого и подлого человечка. Это, кажется, даже и любовью не назовешь, тут в равной степени и стыд, и сомнение, и боль, и надежда... И тем более непонятно, как такой же безотчетной, “ни за что” любовью можно полюбить кого-то другого, не себя.

Не только мирская слава, но и религиозная вера может быть замещенной формой жажды любви. Человек, отчаявшись найти любовь у другого человека, ищет любви у Бога. Но даже если он и находит любовь, все равно не находит замены. Иногда от религиозных людей можно слышать: “Ты потому так нуждаешься в любви другого человека, что не чувствуешь любви Бога к себе. Предстань Ему в полный рост и пойми: Он тебя любит”. Это все равно что проходить мимо нищего на паперти, бросая ему вместо милостыни доброе пожелание: “Бог подаст”. Никто не вправе отказывать просящему в любви на том основании, что его больше любят Бог, класс, нация, природа, земля, небо, Всемирный Дух... Если бы человек нуждался только в любви Бога и она замещала бы ему любовь другого человека (именно ближнего, а не дальних, как в случае славы), тогда и не было бы заповеди о любви к ближнему...

15 минут — это наименьшее, к чему взывает недолюбленность, когда, по словам Мандельштама, “и спичка серная меня б согреть могла”. Конечно, костер лучше.


“Изысканный обед я ставлю почти на ту же ступень, что и красивую женщину” (Ги де Мопассан, из письма Марии Башкирцевой). Что мы вкладываем в науку страсти нежной, то от нее и получаем. И если не вкладываем ничего, кроме плотского зуда и любопытства, то получаем утоление зуда и любопытства, осложненное знакомством с совершенно ненужным существом, длить отношение с которым — трата времени и смертельная скука.

Счастливец, успевший на своем веку сжать столько всего упругого, сплестись с гибким, погрузиться во влажное и горячее... Так ли уж богат его опыт? Задыхается ли он, говоря “здравствуйте” по телефону? Спирает ли у него в груди, когда он пробует в первый раз прикоснуться к руке любимой? Темнеет ли у него в глазах, когда он решается сказать о любви и целую нескончаемую секунду ждет ответа? Испытывает ли он почти обморочное состояние при одной только мысли, что любимая может желать его и впускать не только в свои сны, но и в свое лоно? Знает ли он, что такое непредсказумая воля другого человека, которая вдруг чудесно совпадает с твоей волей, и что такое полное растворение в другом теле, которое желаешь не только телом, но мыслями, душой и судьбой?

Если вычесть этот опыт обморока, потемнения, дрожания, спирания, переполнения, задыхания, то что, собственно, остается? Удовольствие кожных покровов и сокращающихся мышц. Такое же гурманство, как у любителя устриц, трюфелей, соусов и прочих деликатесов. Можно наслаждаться, смакуя губами винную ягоду, упругую маслину или упругий сосок. Корень жизни становится просто органом осязания и моторно-двигательных ощущений — несомненно приятных... Но если нет внутреннего потрясения, сердечной боли, пронзающей нежности, потемнения в глазах, то какая разница, чем щекотать и радовать кожу? Можно ли завидовать гурману, съевшему за жизнь не одну или пять, а сто или тысячу порций устриц и других изысканных блюд?

“Удивляюсь тому, как может для мужчины любовь быть чем-то большим, нежели простое развлечение, которое легко разнообразить, как мы разнообразим хороший стол... Меня никто не разубедит в том, что две женщины лучше одной, три лучше двух, а десять лучше трех... Человек, решивший постоянно ограничиваться только одной женщиной, поступил бы так же странно и нелепо, как любитель устриц, который вздумал бы за завтраком, за обедом, за ужином круглый год есть одни устрицы”. Так писал Ги де Мопассан в предисловии к книге Рене Мезруа. Казалось бы, Мопассан, на своем недолгом веку познавший тысячи женщин, должен был приобрести какую-то мудрость и понимание любви, даваемое опытом. И вот оказывается, что опытность не прибавляет, а скорее отнимает то понимание, которое рождается единственностью отношения. Если судить по приведенным фразам, у Мопассана был опыт гурманства, дегустации, кожных и мышечных удовольствий, но не опыт любви.

Любовь — это потрясение всего внутреннего состава, от сердца и легких до мозга и семени. Фантазии, привычки, желания, стиль, походка, скорость бытия — все меняется, как будто поднимается на страшную высоту, с которой окружающий мир кажется бездной... И жутко в него опять упасть, сверять время с часами, читать газеты, смотреть телевизор, обсуждать служебные дела, писать отчеты и доклады. Вся эта обычная жизнь, в которой люди коротают свое время, вдруг предстает унизительно скучной, бессмысленной и замедленной против часиков, стучащих в крови.

Любовь ускоряет все внутреннее в человеке, отчего все внешнее становится нестерпимым — ад медленности и неподвижности. Вот эти люди, идущие по улице, сидящие в своих конторах, — как могут они существовать, не зная Ее, не зная даже Ее имени? Какая это каторжная, безблагодатная жизнь! А мне дано это имя шептать, произносить в своих мыслях; мне даже дан Ее образ, который я могу носить в себе... Больше и неимовернее: мне дано видеть Ее Самое, слышать Ее голос, обращаться к Ней, быть услышанным Ею, получать ответ от Нее. И совсем уже непостижимо: мне дано быть желанным, мне дано делить с Нею радости Ее жизни, мне дано знать Ее такой, какой никто Ее не знает, мне дано быть с Ней в темноте, когда ничего нет между нами; дано вдыхать Ее дыхание, дано становиться одним с Нею...

Если можно чему-то завидовать и чего-то искать, то именно этого потрясения мира, этой смены эпох, удвоенного дыхания, световой скорости, второго рождения."

Михаил Эпштейн
_________________
Wisdom'n'compassion

[Soledad]

Прекрасно, наверное одно из самого чудесного, что мог написать мужчина о любви к женщине.
_________________
Мы не начинаем не потому, что трудно -трудно потому, что мы не начинаем.

[Азор]

Лучше и не выскажешь...Остальные слова излишни.
Присоединяюсь к мнению Soledad.
_________________
на руке дарящей розы, всегда останется их аромат...

[LisaTheQueen]

Слова абсолютно точные. Абсолютное большинство одиночеств связано с отчаяным поиском вот этого состояния наивысшей радости любви к другому существу, и увы, лишь единицам дано его испытать. Не побоюсь даже утверждать, что для многих это состояние является смыслом всего существования ( чаще всего неосознанным, а иногда и вполне осознаваемым). Все, что мы приобретаем в жизни- благосостояние, опыт, знания, ВСЕ- чтобы оставить, передать, подарить ЛЮБИМЫМ. Одному это все нафиг не надо, с собой не заберешь. А их, действительно любимых, дай Боже, если за жизнь один-два набереться. Редким счастливцам выпадает возможность испытать описанное. Как правило, человек убеждает себя в том, что все есть, все не хуже, чем у других, что любовь конечно же у него есть- жена, подруга, любовница- своя или чужая, чего еще надо? А в груди ворочаеться черное одиночество, и в минуты откровения с самим собой понимаешь, что любовь- что- то большее, то, чего у тебя нет, что-то недосягаемое, как альфа Центавра...

[LisaTheQueen]

Всю жизнь- за 15 минут любви!

[Seneka]

Прекрасно написано!

Это то, к чему стоит сремиться!
_________________
Пусть циники жалко бормочут, как дети,
Что, дескать, непрочная штука - сердца...
Не верю! Живут, существуют на свете
И дружба навек, и любовь до конца!
(с) Асадов

[Элла]

Это Асадов. Не целиком, выдержка, но по теме

Ох, диво вы дивное, чудо вы чудное!
Ужель вам и впрямь не понять вовек,
Что «секс-революция» ваша шумная
Как раз ведь и есть тот «пещерный век»!

Когда ни души, ни ума не трогая,
В подкорке и импульсах тех людей
Царила одна только зоология
На уровне кошек или моржей.

Но человечество вырастало,
Ведь те, кто мечтает, всегда правы.
И вот большинству уже стало мало
Того, что довольно таким, как вы.

И люди узнали, согреты новью,
Какой бы инстинкт ни взыграл в крови,
О том, что один поцелуй с любовью
Дороже, чем тысяча без любви!

Любовь не минутный хмельной угар.
Эх, если бы вам да всерьез влюбиться!
Ведь это такой высочайший дар,
Такой красоты и огней пожар,
Какой пошляку и во сне не снится!

Рванитесь же с гневом от всякой мрази,
Твердя себе с верою вновь и вновь,
Что только одна, но зато любовь
Дороже, чем тысяча жалких связей!